Таруса и Марина Цветаева
24.08.2018
Особая память связывает с Тарусой имя Марины Ивановны Цветаевой. Отец ее, Иван Владимирович Цветаев, крупный искусствовед, филолог, основатель Музея изящных искусств (ныне Музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина), в конце 19 века выбрал Тарусу для летнего отдыха. Дача, где жили Цветаевы, стояла на вершине приокского холма, у южной окраины Тарусы. Она не сохранилась. Но сегодня в городе есть Тарусский музей семьи Цветаевых – филиал Калужского Государственного объединенного краеведческого музея. Открыт он в октябре 1992 года.
Музей находится в восстановленном так называемом “Доме Тьо”. Дом был куплен в 1899 г. дедом М. Цветаевой по материнской линии А.Д.Мейном. После его смерти в доме прожила последние 20 лет своей жизни его вторая жена, которую малолетние Марина и Ася прозвали “Тьо”. Не будучи им родной бабушкой, С.Д. Мейн просила называть ее тетей. Но так как она была иностранкой – уроженкой Швейцарии – и очень плохо говорила по-русски, то это слово сама не могла выговорить и вместо “тетя” говорила “тьо”. Прозвище “Тьо” перешло и на дом.
Музей семьи Цветаевых в Тарусе
В этом доме Марина и Анастасия Цветаевы жили во время зимних приездов в Тарусу в 1907-1910 гг., а их отец – профессор, основатель Музея изящных искусств И.В.Цветаев жил в 1903-1912 годах. Марина Цветаева приезжала в этот дом еще летом 1912 г. вместе с молодым мужем Сергеем Эфроном.
В экспозиции музея представлены материалы, посвященные как Марине Цветаевой, так и всей ее семье. Среди мемориальных экспонатов музея есть мебель из московского дома в Трехпрудном переулке, в котором родилась М.Цветаева, предметы, принадлежащие ей, ее близким и родным, тарусским родственникам и друзьям.
А вот облик дачи мы можем представить по описанию младшей сестры Марины Цветаевой – Анастасии Ивановны:
“…простой серый дощатый дом под ржавой железной крышей. Лесенка с нижнего балкона сходит прямо в сирень. Столбы качелей; старая скамья под огромной ивой еле видна – так густо кругом. В высоком плетне – калитка на дорогу. Если встать лицом к Оке, влево грядки, за ними малина, смородина и крыжовник, за домом крокетная площадка. Две террасы (одна над другой, столбиком); балюстрада нашей детской доверху продолжена перекладинами, чтоб мы не упали. Перед террасами – площадка меж четырех тополей…Внизу, под дачей, – пески, Ока, луг. Позади дачи – “большая дорога”- молодым леском выход в поле. Справа от дачи, если лицом к Оке,- “старый сад”- поляны одичалых кислейших яблок… Вся усадьба, некогда звавшаяся “Песочное”, часть когда-то большого имения. Деревня Пачево – далеко за полем, куда ведет “большая дорога” (в отличие от сети троп, бредущих по лесу и кустарнику)”.
Если ваше воображение способно мысленно воскресить ушедшее время и представить облик местности той поры, то можно попытаться проникнуться ощущением таинственной волшебности мира, зародившимся в душе десятилетней Марины Цветаевой. Взгляните хотя бы туда, в сторону Пачева: “Пачевская долина – волшебная дубрава с высохшим руслом речки – вожделенная цель прогулок… Мы знаем, “Лесной царь”- “Кто скачет, кто мчится”- было в Пачевской долине”.
Может быть, летним вечером вам доведется идти над Окою, когда на западе медленно гаснет закат, а с другой стороны в темнеющей синеве все яснее становится месяц…
“Вечер. Тот конец Оки (мы идем высоко над нею) – в синей дымке. Небо над водой лиловое, от месяца – струи серебра. А другой конец речной ленты – в ржавом золоте, в золотых перьях облаков; и это еще беспокойное, но уже успокаивающееся закатное небо опрокинуто в зелено-алом, быстро гаснущем лоне вод. Мы вертим головы то назад, то вперед,- нельзя оторваться и невозможно решить, что лучше. И мы делим: Мусе – этот, синий, с месяцем конец Оки, мне – тот, золотой, с закатом”.
Жизнь Цветаевой пронизана пафосом высокого трагизма, поднимающегося над обыденностью житейских тягот, столь многих на ее пути. И каким-то радостным светом высвечивается время детства, проведенного в Тарусе. “Полноценнее, счастливее детства, чем наше в Тарусе, я не знаю и не могу себе вообразить”- вот свидетельство сестры.
И здесь же, в Тарусе, – первое истинно трагическое событие: смерть матери в июле 1906 года. В 1909 году семнадцатилетняя Марина Цветаева написала стихотворение “Осень в Тарусе”, как будто светлое по звучанию, если бы не последняя строфа:
“Жизнь распахнулась, но все же…
Ах, золотые деньки: Как далеки они, Боже! Господи, как далеки!”Весна жизни – и осень детства. Вступление в жизнь – и как бы прощальный взгляд на минувшее счастье.
Таруса, вероятно, осталась для Цветаевой светлейшим поэтическим воспоминанием, тем счастливым временем, к которому через годы тянется человек памятью всю свою жизнь и которое хочется в призрачной надежде обрести вновь хотя бы после смерти.
“Я хотела бы лежать,- писала Цветаева в Париже в 1934 году,- на тарусском хлыстовском кладбище, под кустом бузины, в одной из тех могил с серебряным голубем, где растет самая красная и крупная в тех местах земляника. Но если это несбыточно, если не только мне там не лежать, но и кладбища того уже нет, я бы хотела, чтобы на одном из тех холмов… поставили с тарусской каменоломни камень: “Здесь хотела бы лежать МАРИНА ЦВЕТАЕВА”.
Кладбища того уже нет, но камень стоит. Как она и хотела. На высоком берегу Оки, в её любимом городе Таруса установлен камень (тарусский доломит) с надписью «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева». В первый раз камень был поставлен усилиями Семена Островского в 1962 году, но затем памятник был убран и позже восстановлен. А в в октябре 2006 года на высоком берегу Оки установлен памятник Марине Цветаевой и рядом с фигурой поэтессы – живое деревце красной рябины. Архитектор проекта – Борис Мессерер, скульптор – Владимир Соскиев.
