Home › News

Сергей Скрипка: «В советское время минута нашего оркестра стоила 63 копейки»

28.08.2018

У оркестра кинематографии и его бессменного руководителя юбилеи – с интервалом в два дня.

Сергей Скрипка, главный дирижер Российского государственного симфонического оркестра кинематографии, был в нашей жизни всегда. По крайне мере так кажется. Моя приятельница, неюная мать очень взрослой дочери, спросила: «Скрипка? Как он выглядит? Ему же так много лет». Выглядит отлично, как и должен выглядеть нормальный мужчина, собирающийся 5 октября отметить всего лишь 65-летие.

Про Украину Сергей Скрипка, выросший в Харькове, говорить категорически отказался («Сейчас все очень обострено. Не хочу ни к каким лагерям примыкать. Надеюсь, что у всех хватит здравого смысла. Впрочем, надежд осталось мало»).

Про личную жизнь человека, с именем которого (как кажется, наверное, кажется) связаны все кинопотрясения, спрашивать как-то не хочется: это ведь под его дирижерскую палочку и «мохнатый шмель», и «в моей душе покоя нет», да и вся «формула любви» с неизбежным «осенним марафоном». Под эти мелодии – у каждого своя личная частность.

– Сергей Иванович, вы пришли в оркестр в 1977 году. Почему внештатным дирижером?

– Когда я впервые появился в оркестре, там было семь штатных дирижеров, около 150 музыкантов, которые могли работать сразу в трех местах: два полных симфонических оркестра плюс ансамбль. Несмотря на это, киностудии неделями в очереди сидели, ждали записи. Так вот, у этих штатных дирижеров были лимиты – 80 минут записи в месяц. И не больше. Они свои 960 годовых минут могли исчерпать за пару-тройку месяцев – потом сидеть и ничего не делать. И тут выходил я весь в белом, не связанный никакими минутами… Особенно в конце года на меня большой спрос был. (Смеется.)

– Тогда было семь дирижеров, сейчас – вы один…

– Да. Работы, к сожалению, немного. Я мог бы еще столько же делать… Все разговоры, что киноискусство возрождается – пока только разговоры. Кино – производственный процесс, завязанный на массе всяких смежников, в том числе занимающихся музыкой. Для этого существовал институт музыкальных редакторов. Они представляли, какой композитор нужен, заказывали музыку, композитор играл эскизы, режиссер говорил: «Это же полная чушь!» А редактор тихо замечал композитору: «Вот здесь так, а здесь так». Композитор играл практически то же самое, режиссер: «Ну вот, совсем другое дело!»

– Режиссеры такие… наивные?

– (Смеется.) 90% режиссеров… ну ладно, 80 ничего не понимают в музыке. Не может человек быть равновелик во всех областях. Это почти нереально. Для этого и были музыкальные редакторы. Я работал с великим редактором Раисой Александровной Лукиной. А была еще Мина Яковлевна Бланк. У каждой был свой круг композиторов. И не дай бог кто-то из них сделает фильм с другим редактором. Измена! Обида! Они знали возможности всех исполнителей. В «Маленьких трагедиях» Швейцера – помните там феноменальная песня Мэри. Голос такой… мертвый. Валя Игнатьева. Где ее Раиса Александровна нашла? И Валентину Пономареву в «Жестокий романс» она привела.

Кстати, один великий режиссер, с которым я работал, начиная с фильма «Гараж», любил повторять: «Я ничего не понимаю в музыке». Хотя снял и «Карнавальную ночь», и «Жестокий романс»… А Георгий Данелия, напротив, лезет в каждую ноту, ну в каждую. Мы когда фильм «Кин-дза-дза» записывали, Гия Канчели не выдержал, сказал: «Я не понимаю, что этот шакал от меня хочет – разбирайтесь сами». Это надо знать Канчели – совершенное спокойствие. Но вообще с Данелией работать – это такое счастье. Он уникум. Делает все наоборот по сравнению с тем, что ему говорят. Вот сейчас «Ку! Кин-дза-дза» снимал – мультверсию фильма (мы ее записывали), и ему анимационные люди говорили – так не делай, а он именно так и делал. И получился фильм! А есть режиссеры, которые вообще на запись не приходят.

– Это же неправильно…

– Сейчас многие молодые так делают. Правда, есть и исключения.

– Кто, например?

– Ну, Сергей Урсуляк… Хотя какой он молодой – еще старая школа. А вот Николай Лебедев – он удивительный, тонкий человек. Я с ним работал и на «Звезде», и на «Волкодаве», и на «Легенде №17».

– Вы часто говорите, что без музыки кино нет.

– Любой подход имеет право на жизнь. Вот был такой режиссер Райзман. У него одна нота: вибрафон ударил в начале титров – и все.

– А фильмы снимал хорошие.

– Что значит хорошие? Выдающиеся! Или Коппола с его «Апокалипсисом». Как у него решен этот эффект, который нас всех в свое время убил: идет фильм, какие-то звуки странные – папа его, Копполы, там чего-то набросал на синтезаторе. Бредут герои по джунглям, звучит какая-то мерзость… А потом, когда вертолеты летят и все живое поливают свинцом, с экрана обрушивается роскошный симфонический Вагнер в тогда еще новой системе «долби». Дыхание перехватывает! А нынче мы включаем телеэкран и слушаем без конца пластмассовую музыку.

– Там иногда, по-моему, и музыки нет.

– Да какая музыка! Приглашается якобы композитор, и ему говорят: сделай, как в «Скорой помощи». И вот у нас из каждого утюга «Скорая помощь».

– Режиссеры – понятно. А композиторы?

– Все разные! Геннадий Гладков очень требователен, Андрей Петров о-о-очень интеллигентный был. Говоришь: «Как вам? Вот здесь, кажется, мы сделали что-то не так». А он: «Нет-нет, все нормально». Отказать ему было невозможно. А Эдуарду Артемьеву с Михалковым – им вообще никто не нужен: ни музыкальный редактор, ни дирижер. (Смеется.) Гладков, Петров, Артемьев – это золотой фонд. И где, спрашиваю, ваш нынешний «союз композиторов»?

– Так-таки никого и нет?

– Есть, конечно, хорошая молодежь – Айги, Васильев, Шелыгин. Еще несколько имен могу назвать. Может, просто фильмов таких нет или не прислонились еще к своему режиссеру.

– Принцип записи в кино советском и зарубежном отличался?

– Очень. У нас оркестр стоил 63 копейки в минуту. Принесет режиссер готовый материал, а там, где было 5 минут, стало 2, где полминуты – полторы. Вот мы прямо в студии – здесь повторим, здесь сократим. Ой, сократили – акценты сместились. Записали один номер за смену – ну и ладно, за 63 копейки-то! В западном кино такого не было. Все ноты уже «уложены» специальным человеком до записи, клики расставлены…

– Клики – это что?

– Это как метроном в ушах звучит, ритм задает: здесь побежали, здесь взрыв, здесь поцелуй. Сейчас мы тоже так работаем.

– Как лучше?

– Наверное, с кликами. Когда все «уложено», не думаешь о том, что отвлекает от музыки. Хотя кто его знает, как лучше. Все наши великие фильмы были записаны без кликов.

– Да и вы с оркестром уже девятый сезон ведете абонемент «Музыка в кино» в Зале им. Чайковского без всяких кликов, и билеты спрашивают от метро. Что будет в этом сезоне?

– Во-первых, 3 октября наш юбилейный вечер, 90 лет оркестру. Много наших друзей придут. Будут вечера, посвященные Татьяне Пельтцер, 80-летию Геннадия Гладкова, музыке Голливуда, Татьяне Лиозновой. Еще очень жду 23 апреля – программу «Поговорим о любви». Такой настоящий киноконцерт, но пока рассказывать о его секретах не буду. В Олимпийской деревне новый для нас филармонический зал будем осваивать. Там дадим три концерта нового абонемента «Параллели: композитор – режиссер». Например, Рота и Феллини, Рязанов и Петров. Отделение – наши, отделение – западные. Попробуем, что получится.

– Что вас связывает с городом Жуковским?

– Все. Я там оркестром руковожу с 1975 года. Начал еще студентом консерватории. В этом подмосковном городе, как и во многих подмосковных городах, симфонический оркестр был. Там в 60-е построили очень симпатичный Дворец культуры, с хорошей акустикой и подумали, почему не быть своему оркестру: город интеллигентный – авиастроители, ракетчики. У меня там много друзей. Но… боюсь раскрывать военные тайны. Хотя сейчас уже и тайн не осталось. Теперь во всех таких городах оркестры исчезли, а Жуковский его сохранил.

– Вы до сих пор там?

– Да. Я почетный гражданин Жуковского, это обязывает.

– Возвращаясь к оркестру кинематографии. Говорят, ваши музыканты могут играть с листа, без репетиций.

– Да, мы такая пожарная команда: рукава, брандспойты – все носим с собой. Можем играть в любом жанре – состав позволяет. Есть своя ритм-группа. Единственное, чего нет, – народных инструментов.

– Как в такую специальную команду отбираете людей?

– Чтобы хороший музыкант был и любил свое дело.

– Таких «любящих» сразу видите?

– Ну, опыт уже какой-то есть, могу человека сразу раскусить. Не всех, разумеется, иначе работал бы в другом месте – разведчиков отбирал.

Виктория Ляховец, “Труд”