ARTandYou.ru - История искусства - Проект «Цай Гоцян. Октябрь» в Пушкинском стал знаковым
29.08.2018
@фото: Рауль Скрылев
Беседа с Александрой Даниловой, куратором выставки, заместителем заведующего отделом искусства XIX-XX веков.
На протяжении последних трех десятилетий искусство Цая Гоцяна – одного из самых известных китайских художников в мире, было представлено практически на всех крупных международных выставках, а перечисление всех его наград оказалось бы слишком длинным. Достаточно сказать, что в 1999 году он был удостоен «Золотого льва» Венецианской Биеннале, в Метрополитен-музее в Нью-Йорке делал проект, посвященный годовщине 11 сентября, а в Китае осуществил увеличение Великой китайской стены на 10 км и был художником спецэффектов на Олимпиаде в Пекине. Сценограф по образованию, Цай Гоцян тщательно выстраивает драматургию своих произведений, а зрелищность сочетает с восточной философией.
Инсталляция «Осень»
Выставка «Цай Гоцян. Октябрь» в ГМИИ им. Пушкина уже больше месяца принимает многочисленных посетителей – на ступенях музея каждого входящего встречает гигантская инсталляция «Осень» – часть экспозиции выставки, которую сам художник называет «монументом коллективной утопии». Березы, высаженные летом во время монтажа, постепенно желтеют, и это тоже часть замысла художника, выразившего в своем масштабном произведении и ход истории, и смену времен года, и рождение и смерть всего живого.
Цай Гоцян во время монтажа инсталляции. Фото: Рауль Скрылев.
Александра Данилова , куратор проекта «Цай Гоцян. Октябрь», почти два года, на разных этапах подготовки к выставке работала с художником и его командой – за это время Цай Гоцян трижды, еще до открытия, приезжал в Россию. О том, почему проект стал знаковым для музея и для самого художника, как устроен творческий процесс в студии Цая Гоцяна и о том, как российские зрители обогатили художественный замысел Александра Данилова рассказала обозревателю Artandyou.ru Елене Рубиновой.
Об уникальности проекта
Для ГМИИ этот проект оказался уникальным во многих смыслах, но в том числе и потому, что до настоящего времени мы никогда не работали по системе commission, которая предполагает, что проект заказывается художнику эксклюзивно для нашего музея. Безусловно, проект будет документирован и сохранен, но, согласно правилам, даже если художник будет выставлять какие-то из представленных на выставке произведений, то всегда будет оговаривать, что это создано для Пушкинского музея.
Вторая принципиальная новизна этой выставки заключалась в том, что до последнего момента мы работали с несуществующими произведениями – всего 8 объектов были привезены из Нью-Йорка, в том числе экспонат « Земля» – часть центральной инсталляции в Белом зале музея. Все остальное создавалось здесь, в Москве, и, собственно, до самых последних дней перед открытием никто до конца не понимал, как это будет выглядеть в итоге.
Цай Гоцян – художник, работающий в жанре тотальной инсталляции, и разумеется, он мыслит категориями, привычными для музеев современного искусства, категориями глобального пространства, что от нас, как музея классического типа, потребовало определенной гибкости.
Для Цая Гоцяна нынешний проект тоже стал знаковым не только потому, что это его первая выставка в России. Сотрудничество с нами неким образом ознаменовало новое направление в творческой деятельности Цая, а именно взаимодействие с более классическими музейными институциями, а не только привычными для него музеями современного искусства. Сразу вслед за нами у него открывается выставка в музее Прадо, и там ему даже будет предоставлено право создавать свои произведения в жанре пороховой живописи прямо в стенах музея. Сейчас он готовит выставку в галерее Уфицци. Надо сказать, что у него уже была выставка в музее Метрополитен, но там основной объект располагался на крыше, а нынешняя выставка и последующие европейские институции предполагают задействование музейного пространства.
И еще эта выставка для Цая очень личная. Хотя он об это открыто не заявляет, у меня сложилось впечатление, что он посвятил ее и своему отцу, художнику и каллиграфу, оказавшему на него большое влияние, и камерная часть экспозиции – традиционная китайская живопись тушью на маленьких коробочках, на которых когда-то вынужден был писать его отец.
О театральности проекта
Выставку можно чисто условно разделить на сегменты, но скорее это одно большое произведение, начинающееся у главного входа, оно как бы вторгается и продолжается уже внутри музея. Много работая за прошедший год с этим художником, и размышляя над его приоритетами, я поняла, что для него не столь важна работа с пространством, сколько работа со зрителем.
Дело в том, что по образованию Цай Гоцян театральный художник (закончил факультет сценографии Шанхайской Академии Искусств) и его выставки – это спектакли, которые разыгрываются перед аудиторией и которые должны пробуждать у зрителя самые разные чувства.
Огромная гора, сложенная из кроваток, колясок и колыбелек, блокирующая вход в музей, как раз и есть то самое прямое высказывание, наполненное метафорическими смыслами. Связь человека с корнями и историей олицетворяют детские коляски и кроватки, сквозь которые стремятся вверх русские березы. С другой стороны для Цая было важно, чтобы это были предметы, которые не произведены на фабрике вчера, а уже использовались людьми и прошли определенный цикл жизни вещи. В этом смысле, кстати , музей тоже получил новый опыт краудфандинговой компании по сбору колясок и кроваток. Каждая такая пожертвованная коляска или кроватка уже имеет некую историю, такое антропоморфное измерение. И это тоже было важно для замысла художника. История вообще в понимании Цая – это многосоставной процесс, и история ХХ века складывалась из человеческих жизней, и каждое событие имеет множественные ассоциации и разное переживание того или иного момента.
Есть еще и какие-то подтексты, которые привносят зрители и которые художник первоначально даже не задумывал. Так, например, русская аудитория отреагировала на эту гору однозначно – коляска – ступенька – Сергей Эйзенштейн « Броненосец Потемкин». Трудно представить, что может быть еще более связанно с революцией у русского зрителя. Первоначально Цай как-то пытался бороться с этим прочтением, но когда он сам водрузил самую страшную коляску с оторванным колесом наверх, я поняла , что он смирился с этой метафорой и даже сознательно уже попытался усилить эту ассоциацию.
Монтаж инсталляции у входа в главное здание. Фото: Рауль Скрылев.
Русская аудитория, особенно люди в возрасте, привнесли еще одно интересное понимание, которое не закладывал художник. Они часто говорят, что видят мотив кладбища – ограды, березки, и на самом деле они даже продолжили метафору художника – жизнь от рождения до смерти, что сопрягается с одной из главных тем художника на этой выставке – это тема «я и мы», тема «человек и история».
Далее зрителя встречает продолжение инсталляции – светящееся театральное небо на белом китайском шелке, натянутом над лестницей, и на нем выжженная порохом строка Интернационала на русском языке – “никто не даст нам избавления, ни Бог, ни царь и не герой…». В конце цитаты Цай ставит многоточие, возвращая зрителя к проблеме единичного и множественного, проблеме памяти – коллективной, которая всегда спорна, и личной.
О поле, реке жизни и саде мечты
Кульминации выставка достигает в Белом зале, где находится произведение , которое автор назвал «Народ», сознательно, вслед за строками Интернационала, обращаясь к коммунистической терминологии. Произведение состоит из четырех частей – поле, которое символизирует русскую плодородную землю, река жизни, сад мечты и парящий воздушный змей в самом конце. Объект Земля как раз был единственным привезенным в Москву объектом, и мы впервые использовали морскую транспортировку – никогда прежде музей этого не делал.
Инсталляция «Народ»
Объект составной, он был сделан в 2012 году для цикла работ «Искусство для инопланетян», проходившей в Лос-Анджелесе, и на этом плодородном поле были совершенно другие знаки, причем на потолке. Здесь же на поле появились изображения серпа и молота, причем лучше всего это видно именно в отражении на зеркальном потолке-небе. Но отражение, понятно – не совсем тоже самое, что реальность. Поле само по себе достаточно уникальный объект, состоит из 2 млн. травинок, каждая из них высушена и обработана и в каждую вставлена проволочка, а в деревянных панелях – 2 млн. дырочек, в которую вручную опускается травинка. Правда, тут вкралась кросс- культурная разница, поскольку в нашем понимании золотая нива хлебного поля – это пшеница или, в крайнем случае, рожь, а в итоге оказалось, что на поле растет просо. Но как образ, особенно издалека, это работает. Слева – полотно «Река жизни», а справа – «Сад мечты», одно в традиционной для Цая Гоцяна черно-белой пороховой живописи, другое – цветной.
О России реальной и вымышленной
Концепция выставки посвящена русской истории и для полотна «Река жизни», в которое «умещаются» сто лет c 1917- 2017 год, Цай выбирает сто фотографий, сделанных в России и представляющих разные фрагменты русской жизни. Причем, надо отметить, что знаковых событий почти нет, а в основном мы видим именно повседневные фотографии и людей самых разных сословий и народов. Зритель находит здесь узнаваемые архетипы, которые даже не имеют жесткой временной привязки – кавказская семья, беспризорники, заводские рабочие, ученики за партой, солдаты в гимнастерках, знамена и толпа на улице. Цай обращается к такому опыту, который зритель может воспринять как свой личный, общее становится частью жизни тоже. В финальную часть полотна «Река жизни», Цай помещает и свой портрет – фотографию 90-х годов, когда он был в Москве в качестве туриста. Это его фотография в Третьяковской галерее на фоне его любимой картины И. Крамского «Незнакомка», которую он сам, начинающий художник, в свое время много копировал, подражая традициям русского искусства, которое всегда много для него значило. И интересно, что его сегодняшнее отношение к русскому искусству – зрелого современного художника с мировым именем – по-прежнему двойственное: в таком подходе уживаются яркие детские воспоминания и трезвый профессиональный взгляд художника. Так, посетив Петербург, и поделившись со мной впечатлениями, Цай сказал, что с точки зрения искусства самый интересный для него художник – Михаил Врубель. Не менее захватывающе, сказал Цай, было для него проследить влияние импрессионизма на раннего Кустодиева, но при этом целый час он провел перед картиной «Девятый вал» Айвазовского, а канонический Шишкин вызывает у него не меньшее преклонение. Для него, выросшего в годы культурной революции в Китае Россия, а прежде и СССР, во многом была, некой страной мечты. И это тоже нашло свое отражение в работах.
Если инсталляцию перед входом в музей Цай Гоцян называет «монументом коллективной утопии» , то полотно «Сад мечты» – это сад общественной утопии, а прежде – сад идеологий. В той или иной степени все пребывают в мире утопии, но художник говорит о необходимости отходить в сторону, чтобы не впадать в иллюзорность. Разговаривая с Цаем, я поняла, что он допускает и еще одно прочтение, в котором пересекаются общественное и личное, общее и индивидуальное. У каждого из нас у каждого тоже есть маленький сад, и это тоже свойство человека жить с мечтой и идеалами.
Процесс создания пороховой живописи. Фото: Рауль Скрылев.
О пороховой каллиграфии и технике пороховой живописи
Цай Гоцян – единственный в мире художник, работающий методом пороховой живописи. Порох, как известно, был изобретен в Древнем Китае, но китайское восприятие пороха не совпадает с европейским, в котором он ассоциируется главным образом с оружием и смертью, тогда как в Китае – это что-то радостное, и прежде всего – фейерверк, праздник. Для Цая пороховая живопись – это соединение традиционной китайской культуры и актуального искусства, к которому принадлежит этот художник.
Процесс создания пороховой живописи. Фото: Рауль Скрылев.
Пороховая живопись – это и очень просто, и очень сложно одновременно. Часть экспозиции демонстрирует, как происходит создание произведений методом пороховой живописи. Впервые Цай Гоцян дает возможность зрителям заглянуть в процесс создания своих произведений – мы видим пороховые тесты. Порох ведет себя по-разному, и это необходимый подготовительный этап. Затем Цай делает предварительные рисунки, из которых вырезаются трафареты, они накладываются на грунтованный холст для получения фигуративного изображения. Для сложных плакатов – это лазерная резка. Затем насыпается порох, закрывается негорючей тканью или плотным картоном, чтобы ограничить доступ кислорода, внутри прокладывается шнур и поджигается. главное технология заключается в том, чтобы не допустить открытого огня. Создание даже масштабных работ занимает секунды, но что получится до конца не знает и сам автор. Во время создания картины на расстоянии одного метра друг от друга у нас стояли волонтеры с мокрыми полотенцами на случай появления огня. Как написал в одной из своих статей художник, главное не зажечь, а вовремя потушить.
Там, за облаками: художники Основного проекта о Биеннале и не только. Читать далее.
О студии Цая Гоцяна
Команда и студия Цая Гоцяна функционирует как одна большая семья, начиная от совместного обеда за большим столом (Цай даже держит повара), и заканчивая такими жестами, как приглашение и оплата приезда родственников куратора со стороны студии на открытие выставки в Москву. Отношения членов команды Цая очень человечные, несмотря на то, что иногда все срываются на режим работы 24 часа и понимают, что Цай – художник невероятной работоспособности. И без понимания и поддержки в команде многое было бы невозможным.
О судьбе выставки
Хотя выставка и была создана для музея и по нашему заказу, но все экспонаты считаются собственностью студии и поедут обратно в Нью-Йорк. Но мы надеемся, что возможно, что-то из созданного и останется в Москве и, разумеется, заводили речь, о том, что после окончания выставки были бы рады принять какую-то из работ Цая в коллекцию музея, но решения о дарении чего-бы то ни было принимает не сам художник, а весь коллектив студии.
Материал подготовила: Елена Рубинова
В материале использованы фотографии Рауля Скрылева,
и пресс-службы ГМИИ им. А.С. Пушкина.
© 2017 artandyou.ru и авторы
Об уникальности проекта
Для ГМИИ этот проект оказался уникальным во многих смыслах, но в том числе и потому, что до настоящего времени мы никогда не работали по системе commission, которая предполагает, что проект заказывается художнику эксклюзивно для нашего музея. Безусловно, проект будет документирован и сохранен, но, согласно правилам, даже если художник будет выставлять какие-то из представленных на выставке произведений, то всегда будет оговаривать, что это создано для Пушкинского музея.
Вторая принципиальная новизна этой выставки заключалась в том, что до последнего момента мы работали с несуществующими произведениями – всего 8 объектов были привезены из Нью-Йорка, в том числе экспонат “Земля» - часть центральной инсталляции в Белом зале музея. Все остальное создавалось здесь, в Москве, и, собственно, до самых последних дней перед открытием никто до конца не понимал, как это будет выглядеть в итоге. Цай Гоцян – художник, работающий в жанре тотальной инсталляции, и разумеется, он мыслит категориями, привычными для музеев современного искусства, категориями глобального пространства, что от нас, как музея классического типа, потребовало определенной гибкости.
Для Цая Гоцяна нынешний проект тоже стал знаковым не только потому, что это его первая выставка в России. Сотрудничество с нами неким образом ознаменовало новое направление в творческой деятельности Цая, а именно взаимодействие с более классическими музейными институциями, а не только привычными для него музеями современного искусства. Сразу вслед за нами у него открывается выставка в музее Прадо, и там ему даже будет предоставлено право создавать свои произведения в жанре пороховой живописи прямо в стенах музея. Сейчас он готовит выставку в галерее Уфицци. Надо сказать, что у него уже была выставка в Музее Метрополитен, но там основной объект располагался на крыше, а нынешняя выставка и последующие европейские институции предполагают задействование музейного пространства.
И еще эта выставка для Цая очень личная. Хотя он об это открыто не заявляет, у меня сложилось впечатление, что он посвятил ее и своему отцу, художнику и каллиграфу, оказавшему на него большое влияние, и камерная часть экспозиции – традиционная китайская живопись тушью на маленьких коробочках, на которых когда-то вынужден был писать его отец.
О театральности проекта
Выставку можно чисто условно разделить на сегменты, но скорее это одно большое произведение, начинающееся у главного входа, оно как бы вторгается и продолжается уже внутри музея. Много работая за прошедший год с этим художником, и размышляя над его приоритетами, я поняла, что для него не столь важна работа с пространством, сколько работа со зрителем. Дело в том, что по образованию Цай Гоцян театральный художник (закончил факультет сценографии Шанхайской Академии Искусств) и его выставки – это спектакли, которые разыгрываются перед аудиторией и которые должны пробуждать у зрителя самые разные чувства. Огромная гора, сложенная из кроваток, колясок и колыбелек, блокирующая вход в музей, как раз и есть то самое прямое высказывание, наполненное метафорическими смыслами. Связь человека с корнями и историей олицетворяют детские коляски и кроватки, сквозь которые стремятся вверх русские березы. С другой стороны для Цая было важно, чтобы это были предметы, которые не произведены на фабрике вчера, а уже использовались людьми и прошли определенный цикл жизни вещи. В этом смысле, кстати , музей тоже получил новый опыт краудфандинговой компании по сбору колясок и кроваток. Каждая такая пожертвованная коляска или кроватка уже имеет некую историю, такое антропоморфное измерение. И это тоже было важно для замысла художника. История вообще в понимании Цая – это многосоставной процесс, и история 20 века складывалась из человеческих жизней, и каждое событие имеет множественные ассоциации и разное переживание того или иного момента.
Есть еще и какие-то подтексты, которые привносят зрители и которые художник первоначально даже не задумывал. Так, например, русская аудитория отреагировала на эту гору однозначно – коляска – ступенька – Сергей Эйзенштейн “Броненосец Потемкин». Трудно представить, что может быть еще более связанно с революцией у русского зрителя. Первоначально Цай как-то пытался бороться с этим прочтением, но когда он сам водрузил самую страшную коляску с оторванным колесом наверх, я поняла , что он смирился с этой метафорой и даже сознательно уже попытался усилить эту ассоциацию.
Русская аудитория, особенно люди в возрасте, привнесли еще одно интересное понимание, которое не закладывал художник. Они часто говорят, что видят мотив кладбища – ограды, березки, и на самом деле они даже продолжили метафору художника – жизнь от рождения до смерти, что сопрягается с одной из главных тем художника на этой выставке – это тема «я и мы», тема «человек и история». Далее зрителя встречает продолжение инсталляции – светящееся театральное небо на белом китайском шелке, натянутом над лестницей, и на нем выжженная порохом строка Интернационала на русском языке – “никто не даст нам избавления, ни Бог, ни царь и не герой…». В конце цитаты Цай ставит многоточие, возвращая зрителя к проблеме единичного и множественного, проблеме памяти – коллективной, которая всегда спорна, и личной.
О поле, реке жизни и саде мечты
Кульминации выставка достигает в Белом зале, где находится произведение , которое автор назвал «Народ», сознательно, вслед за строками Интернационала, обращаясь к коммунистической терминологии. Произведение состоит из четырех частей – поле, которое символизирует русскую плодородную землю, река жизни, сад мечты и парящий воздушный змей в самом конце. Объект Земля как раз был единственным привезенным в Москву объектом, и мы впервые использовали морскую транспортировку – никогда прежде музей этого не делал. Объект составной, он был сделан в 2012 году для цикла работ «Искусство для инопланетян», проходившей в Лос-Анджелесе, и на этом плодородном поле были совершенно другие знаки, причем на потолке. Здесь же на поле появились изображения серпа и молота, причем лучше всего это видно именно в отражении на зеркальном потолке-небе. Но отражение, понятно – не совсем тоже самое, что реальность. Поле само по себе достаточно уникальный объект, состоит из 2 млн. травинок, каждая из них высушена и обработана и в каждую вставлена проволочка, а в деревянных панелях – 2 млн. дырочек, в которую вручную опускается травинка. Правда, тут вкралась кросс- культурная разница, поскольку в нашем понимании золотая нива хлебного поля – это пшеница или, в крайнем случае, рожь, а в итоге оказалось, что на поле растет просо. Но как образ, особенно издалека, это работает. Слева – полотно «Река жизни», а справа – «Сад мечты», одно в традиционной для Цая Гоцяна черно-белой пороховой живописи, другое – цветной.
О России реальной и вымышленной
Концепция выставки посвящена русской истории и для полотна «Река жизни», в которое «умещаются» сто лет c 1917- 2017 год, Цай выбирает сто фотографий, сделанных в России и представляющих разные фрагменты русской жизни. Причем, надо отметить, что знаковых событий почти нет, а в основном мы видим именно повседневные фотографии и людей самых разных сословий и народов. Зритель находит здесь узнаваемые архетипы, которые даже не имеют жесткой временной привязки – кавказская семья, беспризорники, заводские рабочие, ученики за партой, солдаты в гимнастерках, знамена и толпа на улице. Цай обращается к такому опыту, который зритель может воспринять как свой личный, общее становится частью жизни тоже. В финальную часть полотна «Река жизни», Цай помещает и свой портрет – фотографию 90-х годов, когда он был в Москве в качестве туриста. Это его фотография в Третьяковской галерее на фоне его любимой картины И. Крамского «Незнакомка», которую он сам, начинающий художник, в свое время много копировал, подражая традициям русского искусства, которое всегда много для него значило. И интересно, что его сегодняшнее отношение к русскому искусству – зрелого современного художника с мировым именем – по-прежнему двойственное: в таком подходе уживаются яркие детские воспоминания и трезвый профессиональный взгляд художника. Так, посетив Петербург, и поделившись со мной впечатлениями, Цай сказал, что с точки зрения искусства самый интересный для него художник -- Михаил Врубель. Не менее захватывающе, сказал Цай, было для него проследить влияние импрессионизма на раннего Кустодиева, но при этом целый час он провел перед картиной «Девятый вал» Айвазовского, а канонический Шишкин вызывает у него не меньшее преклонение. Для него, выросшего в годы культурной революции в Китае Россия, а прежде и СССР, во многом была, некой страной мечты. И это тоже нашло свое отражение в работах.
Если инсталляцию перед входом в музей Цай Гоцян называет «монументом коллективной утопии» , то полотно «Сад мечты» – это сад общественной утопии, а прежде -- сад идеологий. В той или иной степени все пребывают в мире утопии, но художник говорит о необходимости отходить в сторону, чтобы не впадать в иллюзорность. Разговаривая с Цаем, я поняла, что он допускает и\еще одно прочтение, в котором пересекаются общественное и личное, общее и индивидуальное. У каждого из нас у каждого тоже есть маленький сад, и это тоже свойство человека жить с мечтой и идеалами.
О пороховой каллиграфии и технике пороховой живописи
Цай Гоцян – единственный в мире художник, работающий методом пороховой живописи. Порох, как известно, был изобретен в Древнем Китае, но китайское восприятие пороха не совпадает с европейским, в котором
он ассоциируется главным образом с оружием и смертью, тогда как в Китае – это что-то радостное, и прежде всего – фейерверк, праздник. Для Цая пороховая живопись – это соединение традиционной китайской культуры и актуального искусства, к которому принадлежит этот художник.
Пороховая живопись – это и очень просто, и очень сложно одновременно. Часть экспозиции демонстрирует, как происходит создание произведений методом пороховой живописи. Впервые Цай Гоцян дает возможность зрителям заглянуть в процесс создания своих произведений – мы видим пороховые тесты. Порох ведет себя по-разному, и это необходимый подготовительный этап. Затем Цай делает предварительные рисунки, из которых вырезаются трафареты, они накладываются на грунтованный холст для получения фигуративного изображения. Для сложных плакатов – это лазерная резка. Затем насыпается порох, закрывается негорючей тканью или плотным картоном, чтобы ограничить доступ кислорода, внутри прокладывается шнур и поджигается. главное технология заключается в том, чтобы не допустить открытого огня. Создание даже масштабных работ занимает секунды, но что получится до конца не знает и сам автор. Во время создания картины на расстоянии одного метра друг от друга у нас стояли волонтеры с мокрыми полотенцами на случай появления огня. Как написал в одной из своих статей художник , главное не зажечь, а вовремя потушить.
О студии Цая Гоцяна
Команда и студия Цая Гоцяна функционирует как одна большая семья, начиная от совместного обеда за большим столом (Цай даже держит повара), и заканчивая такими жестами, как приглашение и оплата приезда родственников куратора со стороны студии на открытие выставки в Москву. Отношения членов команды Цая очень человечные, несмотря на то, что иногда все срываются на режим работы 24 часа и понимают, что Цай – художник невероятной работоспособности. И без понимания и поддержки в команде многое было бы невозможным.
О судьбе выставки
Хотя выставка и была создана для музея и по нашему заказу, но все экспонаты считаются собственностью студии и поедут обратно в Нью-Йорк. Но мы надеемся, что возможно, что-то из созданного и останется в Москве и, разумеется, заводили речь, о том, что после окончания выставки были бы рады принять какую-то из работ Цая в коллекцию музея, но решения о дарении чего-бы то ни было принимает не сам художник, а весь коллектив студии.
