Home News

На родине Тургенева (Бежин Луг, Спасское-Лутовиново)

27.09.2017

   Бежин луг знают все, но не все видели его своими глазами. А между тем это не так уж трудно сделать. Он по-прежнему существует в орловских краях, на берегу тихой речки Снежеди и ласково встречает каждого, кто к нему приходит.

   Луг охраняют, аккуратно скашивают, когда созреют травы; следят за тем, чтобы вокруг него все оставалось таким, как и при жизни Ивана Сергеевича Тургенева. Чтобы, посетив это заповедное место, читатели рассказа "Бежин луг" могли унести с собой живой образ прекрасной природы, воспетой писателем.

   Правда, добраться до Бежина луга от музея-усадьбы Тургенева в Спасском-Лутовинове не так-то легко. Луг расположен неблизко...

   А первую прогулку по приезде в Спасское я вам советую совершить по ближним окрестностям. Они тоже производят неизгладимое впечатление.

   Сначала идешь парком.

   Старый парк посажен дедом Тургенева в начале девятнадцатого века.

   Аллея в парке.

   Аллеи, перекрещиваясь, образуют в плане огромную римскую цифру XIX. Одна из липовых аллей – более позднего происхождения. Ее сажал Тургенев в 1852 году, когда был выслан царем из столицы в свое родовое имение.

   В феврале того года умер Гоголь. Тургенев написал и напечатал некролог. Петербургское начальство решило наказать автора. За ним, оказывается, давно следили. Он был известен опасными, полными скрытых и явных нападок на всю систему государственного устройства рассказами, печатавшимися в журнале "Современник". В том самом журнале, где тон задавал еще недавно такой беспокойный для правительства господин Белинский. Пусть этот Тургенев еще молод и как литератор не может сравниться с умершим, однако своими рассказами, лукаво скрытыми под невинным заголовком "Из записок охотника", уже успел потревожить спокойствие русского образованного общества.

   В этих рассказах – увы! – все было неуловимо. Встречи, описания природы, разговоры на охоте... Какие-то Касьяны, Калинычи, деревенские мальчишки на лугу... А между тем помещики, изображенные в "Записках охотника", явно уступали всем этим мужикам и в уме и в благородстве...

   Однако, как вынуждено было признать начальство, прямых оснований для привлечения к ответственности автора этих "записок" не имелось. Закона, в прямом смысле слова, он не нарушал. Даже цензура ничего не могла поделать. Впрочем, все эти авторы "Современника" умели водить за нос самую бдительную цензуру. И, надо сказать, тот, кому г-н Тургенев посвятил свой некролог, немало их этому научил.

   Что ж, за учителя он и будет наказан, благо вину выдумывать не нужно: налицо нарушение цензурных правил – ведь было запрещено печатать что-либо об умершем писателе.

   Тургенева арестовали, месяц продержали на съезжей, а потом выслали на неопределенный срок в Спасское-Лутовиново.

   Вот тогда-то он и посадил эту прямую аллею, идущую от дома к пруду; и с тех пор она называется "аллея ссыльного".

   В парке даже в самые жаркие дни прохладно. Сквозь густую листву пробиваются солнечные лучи. На берегах пруда шелестят осины. Другие деревья, в особенности дубы, сохраняют невозмутимость и в болтовне участия не принимают.

   Пруд носит название Савинского – в честь замечательной русской актрисы Марии Савиной, гостившей у Тургенева в Спасском в последний его приезд на родину, в 1881 году...

   Обходишь пруд кругом и выбираешься из парка. Впереди, вниз по косогору, рассыпаясь и переплетаясь, как ручейки, сбегают проселочные дорожки. Потом они поднимаются вверх и упираются в темную стену леса. Когда-то здесь протекала река. Сейчас оба ее пологих берега устланы зеленым плотным ковром.

   Это Стромилов верх (овраг по-орловски), а если идти по нему направо, то можно увидеть, как в него "впадает" другой овраг – он весь зарос лесом. Называется тот овраг Кобылий верх. Там разворачивались драматические события одного из лучших рассказов "Записок охотника" – "Бирюк".

   Помните? Одинокий и угрюмый, живущий бобылем лесник Фома по прозвищу Бирюк ловит в лесу мужика, срубившего дерево. Мужик нищ и несчастен. Порубка господского дерева обернется для него – он это знает – штрафом, разореньем. Как ни умоляет он Бирюка смилостивиться и отпустить, тот не поддается. Но в конце, когда отчаявшийся мужик кричит Бирюку, что он "зверь" и "душегубец", что и до него, "погоди, доберутся", лесник неожиданно отпускает мужика с миром.

   Рассказ этот о трудной жизни, изломанных судьбах подневольных, крепостных людей, о странном, мрачном, но сильном и, как явствует из финала, человечном характере сторожа барского леса.

   Дорога, пересекающая Стромилов верх, приведет вас к березовой роще. Трава в ней густа, высока, в ярких желто-зеленых всполохах. А слева, за белыми стволами берез, горит золотистый прочерк пшеничного поля. Пахнет прелым листом. Пищат и перепархивают в березовой листве птахи. Вдоль обочины бегут рядом с вами и дразнят вас разноцветные сыроежки.

   Потом в лесные запахи пробьемся посторонняя струйка – запахнет коровьим навозом и молоком. Вскоре среди деревьев будет виден загон для скота, по-местному он называется тырлы.

   Вы будете долго ходить по лесу, попадете на вырубки – там можно собирать малину, а то и ежевику, сладкую, вкусную ягоду... Солнце в это время точно такое, как описал его Тургенев в рассказе "Бежин луг" – "не огнистое, не раскаленное, как во время знойной засухи, не тускло-багровое, как перед бурей, но светлое и приветно-лучезарное – мирно всплывает под узкой и длинной тучкой, свежо просияет и погрузится в лиловатый ее туман".

   На обратном пути вы не удержитесь и ненадолго приляжете на склоне Стромилова верха в кружевной тени берез.

   А за горой в поле будут петь в это время женские голоса. Слов не разобрать, но мотив ясен и чист; он пронизывает жаркую синь воздуха и разносится далеко-далеко. Что-то одновременно и удалое и немного грустное. Песня еще прочнее приковывает вас к этим зеленым и желтым полям, мягким проселкам, к трепетным перелескам.

   Кажется, что время здесь остановилось и ничего не менялось во внешнем облике природы со времен Тургенева. Да, такие места, как Спасское-Лутовиново, бережно сохраняются людьми. Мы были бы сиротами, не имей Михайловского, Тархан, Ясной Поляны, Спасского-Лутовинова...

***

   "Флигель изгнанника".

   Старый тургеневский дом сгорел еще до революции, в 1906 году. Правда, за несколько месяцев до пожара наследники Тургенева вывезли в Орел библиотеку писателя и всю мебель... А еще раньше, при жизни матери Тургенева, в Спасском произошел первый пожар, уничтоживший большую часть старой, огромной усадьбы.

   Тогда, в 1839 году, уцелел лишь правый флигель, в котором помещалась "главная господская контора". Он-то впоследствии, отремонтированный и расширенный, и служил в качестве основного дома усадьбы.

   Флигель просторен, и прочен, и удобен. "Флигелем изгнанника" он назван потому, что в нем Тургенев жил во время ссылки 1852–1854 годов.

   Охотничье снаряжение И. С. Тургенева.

   В большие окна флигеля виден парк. В комнатах размещены вещи Тургенева, фотографии, книги, картины, документы, рассказывающие о жизни и работе писателя в Спасском-Лутовинове. В одной из витрин – охотничья сумка, патронташ, ружье...

   Заходишь в этот дом так, будто переступаешь порог в прошлое столетие. Легко представить себе, что в соседней комнате сидит и работает хозяин, или он собирается на охоту: вот сейчас повесит через плечо кожаную сумку и кликнет Дианку...

   Здесь, в этих комнатах, он проводил долгие месяцы своего изгнания, работал над повестью "Постоялый двор" и романом "Два поколения", который так и остался незавершенным, потому что не удовлетворил требовательного автора; здесь писал письма своим друзьям.

   "Я только что открыл на мгновение дверь моего балкона. Брр! Какая волна мрачного холода, ледяного ветра и снега... Диана вскочила и отшатнулась в ужасе. Ах, бедняжка! Ты не привыкла к такому климату".

   Это из письма французской певице Полине Виардо.

   Летом, когда светит солнце, а за окном жаркий полдень, трудно вообразить, что и здесь бывает зима, со снегом и морозами, что окна во флигеле закрывают двойными рамами и топят большие печи. Что ходил здесь в валенках по комнатам одинокий, тоскующий в ссылке по друзьям человек... Но так было. И об этом напоминает старый дом, с его тихими комнатами, с немногими вещами, которые принадлежали писателю.

***

   Дом-музей усадьбы Тургенева в Спасском-Лутовинове.

   Вечером, после возвращения из очередного похода словно остываешь от дневных впечатлений. А им на смену приходят вечерние.

   Долго лежишь и слушаешь, как в открытые окна доносятся звуки засыпающего парка – слабое попискивание птиц, шелест листвы больших деревьев и легкое шуршание травы под окнами.

   "Шуршание" – слово, понятное всем. А когда-то оно было принадлежностью жителей только Орловской губернии. Слово это ввел в литературный, а значит, и в общенациональный обиход Иван Сергеевич Тургенев.

   В рассказе "Бежин луг" он употребил это слово, когда написал о звуках камыша, в который полез Павлуша: "Камыши точно, раздвигаясь, "шуршали", как говорится у нас".

   Часы в доме И. С. Тургенева.

   Никому теперь не придет в голову заподозрить Тургенева, автора "Записок охотника", в злоупотреблении местными словечками. А когда-то он сам не на шутку опасался этого.

   Выразительное слово "шуршали", равно как и некоторые другие – например, "притулился" или "гляделки", очень точно, зримо, предметно определяло действие или состояние природы, характер и поведение человека. Русский человек, живший в пределах Орловской губернии, создавал свои, особенные слова. Он был языкотворцем. Его слова рождались в труде, в борьбе, в общении с природой, в любовании ею. И эти слова, впервые прозвучавшие на орловской земле, затем подхватывались жителями других губерний. Так же, как некоторые наиболее выразительные "местные" слова москвичей, тамбовцев или вологжан проникали в речь орловцев. Заслуга Тургенева состояла в том, что он, писатель, был очень чуток к красоте, точности и выразительности слов, рожденных народом. Тургенев умел слышать эти слова и к месту использовать их в своем творчестве. Они полноправно вошли в грандиозную словесную мозаику "Записок охотника" и приобрели общенациональное "гражданство". Стали неотъемлемой частью того языка, о котором Тургенев писал в своем знаменитом стихотворении в прозе "Русский язык":

   "Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык... нельзя не верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!"

   Эти слова были написаны вдали от родины, во Франции, когда Тургенев был тяжело болен, за год до смерти и ровно через год после его последнего приезда в Спасское-Лутовиново.

***

   Через сорок лет Спасское-Лутовиново было объявлено государственным заповедником, то есть местом, которое сохраняют в том виде, в каком оно было при жизни великого человека.

   Здесь проходили детство и юность Тургенева. Впечатления тех дней и послужили основой для знаменитых "Записок охотника" и других произведений. Именно в Спасском писатель имел возможность досконально изучить характер русского человека, крестьянина и на всю жизнь полюбить его.

   В самом Спасском и его окрестностях жили прототипы многих, а вернее, большинства героев его рассказов, повестей, и романов. Писались многие из них тоже здесь – во "флигеле изгнанника", в большом барском доме, в укромных уголках парка. Один из этих уголков так и называется "рудинская беседка", потому что здесь Тургенев писал свой первый роман "Рудин"...

   Неудивительно поэтому, что наряду с такими местами, как пушкинское Михайловское или чеховское Мелехово, Спасское-Лутовиново охраняется государством.

   Заповедник живет своей особой жизнью. В комнатах размещена литературная экспозиция. Но старое, тургеневских времен Спасское продолжает существовать, излучать свой зримый и незримый свет, свое тепло, свое доброе дыхание.

   Посещая Спасское-Лутовиново и думая о Тургеневе, мы сознаем, что судьба этого человека, прожившего сложную жизнь и написавшего прекрасные произведения, сотнями нитей связана с нашим собственным существованием.

   Чем дальше от нас эпоха Тургенева, тем труднее нам представить и почувствовать ее. Ведь быт, обстановка того времени все меньше напоминают нашу жизнь. Нам действительно нелегко переноситься в прошлое столетие. И мы должны преодолевать в себе своеобразный барьер, когда ставим перед собой задачу постичь из опыта жизни большого писателя и из его произведений непреходящие ценности, то "вечное", чем дорого нам творчество и сам образ любимого человека.

   Тут подстерегают нас порой самые неожиданные сложности и даже смешные ловушки.

   Об одном таком курьезе поведал научный сотрудник тургеневского музея.

   Он вел экскурсию школьников во "флигеле изгнанника". После рассказа о том, как писатель ездил на охоту, возле фотографии охотничьих дрожек Тургенева школьник задал недоуменный вопрос: "А где же у них мотор?"

   Сугубо городской мальчик не мог в первый момент представить, как же двигалась без мотора эта странная четырехколесная повозка (дрожки были сфотографированы без лошадей).

   Случай, конечно, забавный. Сами же ребята, одноклассники этого паренька, встретили его вопрос взрывом смеха. Однако тут можно не только посмеяться, есть над чем и серьезно задуматься.

   То, что без слов было понятно нашим отцам и дедам, для внуков порой требует объяснений. Сотрудники тургеневского музея в Спасском-Лутовинове, знающие и терпеливые люди, стараются помогать экскурсантам ощутить живую связь между тургеневской эпохой и нашей. Они хорошо понимают, какое значение для воспитания нравственных качеств человека имеет музей-усадьба Тургенева. Ведь творчество этого писателя учит любить и ценить родную природу, уважать лучшие качества народа. И главное в том, что образы этой природы и народа, образы произведений Тургенева посетители могут в Спасском-Лутовинове осязаемо и зримо себе представить. Экскурсоводы музея увлекут любого рассказом о творчестве Тургенева, о его жизни, ибо хорошо знают тургеневский край. Талантливо умеют рассказать обо всем и школьнику, который только-только приобщается к миру тургеневских образов, и человеку, читавшему не раз произведения писателя. Они видят такие особенности творчества Тургенева, которые можно обнаружить только в постоянном общении с миром, окружавшим писателя при его жизни.

   – В "Записках охотника", – сказал мне однажды во время нашей поездки на Бежин луг сотрудник музея Б. В. Богданов, – природа описана с документальной точностью. Но это особая документальность. Вот посмотрите. – Мы стояли на краю высокого, но не слишком крутого откоса, внизу расстилался знаменитый луг. – А как пишет Тургенев об этом месте в своем рассказе? "Я все шел, как вдруг очутился над страшной бездной". Далеко под собой он увидел "огромную равнину". "Широкая река" огибала ее полукругом. Холм, на котором стоял он и на котором теперь, возможно, стоим мы, показался ему "громадных очертаний".

   Я согласился. Хотя Богданов цитировал отрывочно, я отчетливо вспомнил впечатление от начала рассказа, где говорится о Бежином луге ночью. Все было именно так, как говорил мой спутник: огромное пространство, широкая река, высокие, крутые обрывы.

   А на самом деле?

   На самом деле луг был совсем не огромный, река – Снежедь – отнюдь не поражала шириной, "страшных бездн" тоже нигде не было видно.

   Бежин луг, простиравшийся перед нами, был прекрасен и без всего этого. Он поражал и пленял необыкновенно поэтичной гармонией самого луга (не такого уж, кстати, большого), овальным обрамлением высоких, но совсем не страшных холмов и неширокой речкой, заросшей кустарником и деревьями. А еще особую поэтичность и красоту придавала ему уходящая вдаль за рекой холмистая равнина с живописными полями и перелесками.

   Я было подумал: Тургенев как бы "преувеличивает" впечатление от луга, потому что передает ночное восприятие, а ночью, как известно, все предстает в ином свете. Но потом вспомнил, что в конце рассказа, описывая утро, восход солнца, писатель ничего не "исправляет".

   – Так в чем же здесь загадка?– с интересом спросил я у Богданова.

   – В чем? – переспросил он, прищурившись, глядя на луг. – Крутые берега и обрывы есть, только не здесь, не на Снежеди, а неподалеку, на другой речке, на Зуше. – Он помолчал. – А на Исте нет таких богатых ключей, как тот, что описан в рассказе "Малиновая вода". Там, помните, действие происходит на Исте... Ключи бьют здесь, на Снежеди.

   – Значит, Тургенев намеренно все исказил?

   – Намеренно? Да. Исказил? Нет! – Глаза Богданова торжествующе блестели. – И в "Бежином луге", и в "Малиновой воде", и в других рассказах он изображал то, что больше всего характерно для Мценского уезда. А здешние места славятся и привольем лугов, и обилием полноводных ключей. Красота и простор орловских лугов собраны в рассказе "Бежин луг", а благодать речек – в "Малиновой воде". То, что описано в этих рассказах, не искажает общей правды, общей сути, а помогает воспеть, возвеличить красоту средней России. Вот в чем дело. И мы не в претензии к писателю за то, что в рассказе "Бежин луг" он не дает "фотографических" картин природы.

   Я был благодарен Богданову. Он помог мне осознать то, что в каком-нибудь научном исследовании творчества Тургенева было бы названо одной из важных закономерностей художественной типизации. А попросту – за то, что он помог увидеть по-новому и тургеневские рассказы, и луг, который действительно был прекрасен.

Мы в соцсетях
Видеоканал
Поделиться
rss