Home News

Народный артист Вадим Писарев: возраст ощущаю только физически

04.09.2018

Вадим Писарев — один из самых известных танцовщиков мира. Сцены знаменитых театров он всегда покидает под возгласы «Браво!» Он получал десятки лестных предложений от театров разных стран. Благодарил и… торопился домой, в Донецк .

«Я самый быстрый артист, который поскорее спешит расстаться со сценическим образом – зрители после спектакля еще не вышли из зала, а я уже дома. Если ради балета отказаться от своей жизни, можно просто с ума сойти. Меня тянет к земле, наверное, сказываются крестьянские гены деда. Вечером я на сцене Спартак, а утром садовник. Я мог бы быть отличным садовником. Вот сегодня посадил облепиху, малину, и на душе просто праздник.

Мне 40 лет, но возраст ощущаю только физически. Владимир Васильев, на которого я равнялся в балете, танцевал до 55. Я бы хотел до 50. К сожалению. Я для себя такую формулу вывел: деды были сильнее наших отцов, отцы сильнее дедов, ну а мы физически сильнее наших детей».

Вы выросли в обычном донецком дворе среди мальчишек, которые били мячами стекла и сочувствовали тем, кто разучивал гаммы, когда за окном бурлила нормальная дворовая жизнь. Не возникало ли у вас комплексов перед земными вашими товарищами?

— Мне, безусловно, хотелось поиграть в футбол и посмотреть «Ну погоди!» в 10 утра в воскресенье. Но именно в это ленивое воскресное время ко мне приходил учитель музыки. Родители очень надеялись, что из меня получится хороший музыкант и зорко следили за моими успехами. Но сработал дух противоречия, что ли — в общем, музыку я забросил. Хотя музыку очень люблю. Возможно, если бы меня не заставляли… И все равно — детство у меня было прекрасное. Я успевал бегать с мальчишками по терриконам, играть в «казаки-разбойники». Это был обычный двор — дом, в котором мы жили, до сих пор стоит на самой шумной донецкой улице. Квартирка у нас была маленькая, и семья оч-чень скромная. Может быть, именно поэтому родители так хотели, чтобы я прославил когда-нибудь нашу семью где-то на престижном конкурсе пианистов. А я вслед за старшей сестрой увлекся народными танцами.

И с интересом смотрели телевизионные балетные спектакли? Их тогда много показывали по черно-белым нашим телевизорам…

— Нет, балет категорически не понимал и не принимал. Ну что это такое – мужчины в обтягивающих трико?! Теперь-то я понимаю, что балет по телевизору вообще смотреть недопустимо.

И все-таки в 10 лет вы уехали поступать в Киевское хореографическое училище — учиться «на артиста балета».

— Да, я мог бы стать шахтером, как отец, как те мальчишки, с которыми прошло мое детство. Мне шахтерский образ — в спецовке, в каске, с черной подводкой под глазами – казался очень мужественным. Но вот что мне отец привил (он был когда-то боксером и тренером по боксу), так это волю к победе. Я получал истинное наслаждение, когда преодолевал себя, когда перепрыгивал какую-то планку. Он и в шахматы научил меня играть. Мы разбирали с ним самые сложные комбинации. Он заставлял меня думать и не опускать руки. Я переживал не только за свои, не большие тогда победы, но и чужие. Помню, матч на кубок СССР «Шахтер»-«Динамо-Тбилиси». «Шахтер» проиграл тогда 2:0. Это была настоящая трагедия. Я безутешно плакал прямо на трибуне рядом с отцом… Отец погиб в 81-ом.

Родители навещали вас в училище? Все-таки в чужом, незнакомом городе 10-летнему мальчику было, наверное, не слишком уютно. Что чаще вспоминается из тех лет?

— Голод.

Это в середине 70-х-то?

— Мы ложились спать в десять вечера, а ужин заканчивался в семь. Растущий организм никак не хотел мириться с таким долгим перерывом до утра. Так что приходилось делать хлебные запасы у себя в тумбочках. Я помню, когда отец ко мне приехал через 2 месяца, взял меня прогуляться в парк. А я схватился за рукав его пиджака, повис на нем, и плачу иду! Мне было очень тяжело первое время. Потом привык, с ребятами подружился.

Ну что, неужели идиллия такая была: прилежные мальчики разучивали балетные па и даже не ссорились?

— Ну почему же? И мальчики не такие уж прилежные, и драки были. Мы с Колей Михеевым еще как дрались — а сейчас он солист Украинской Национальной оперы, и мы прекрасно общаемся. Вы знаете, мы получили обалденное образование, не то, что сейчас. Честное слово, я этим образованием просто горжусь.

Наверное, в Национальной опере сегодня очень досадуют на то, что в афишах спектаклей не стоит имя Вадима Писарева.

— Да, с киевским театром что-то у нас не складывается. Мне предлагали возглавить и балетную труппу и оперную. Но художественным руководителю сегодня быть мало. Нужно не только отвечать за наполнение репертуара, но и решать сугубо хозяйственные вопросы: находить средства для новых постановок, создавать условия для работы артистов, зарплаты добиваться для них достойной, выбивать жилье. Наша балетная школа настолько сильная, что любой театр мира с радостью примет украинского артиста в свою труппу. Нам же нужно научиться беречь свое богатство, а не раздаривать его Европе и Америке.

Вот сейчас слышно, как в соседнем зале идет урок: ученики балетной школы оттачивают пластику. У вас много очень способных учеников. Скорее всего, через несколько лет кто-то из них приедет в родной Донецк уже заморским гостем…

— Да, сегодня в Америке работают 173 выпускника нашей школы. Половина из них – ведущие солисты театров Оклахомы, Нью-Йорка, Далласа. Работают по контракту и не собираются возвращаться. Многие хотели бы вернуться, но куда, на что?

Так, может быть, и не нужно нам столько артистов балета? Что ждет учеников школы Писарева в будущем, если наши артисты вынуждены искать работу за границей?

— Так что же нам – сидеть и ждать, сложа руки, пока отечественный балет объявят важнейшим из искусств? А если нужно будет ждать десятилетия? Кто знает, когда это может случиться? В моей школе учатся дети, у которых нет денег, но есть талант, и потому мы этих детей стараемся поддерживать, как можем. Донецкая балетная школа прежде всего нуждается в здании, чтобы жить в нем могли дети из глубинки, как я когда-то приехал в Киев. Но те люди, с которыми велись переговоры, сегодня не у власти, и поэтому приходится начинать все сначала. А школа работает, работает в помещении театра, и это тоже очень ценно: дети проходят в класс мимо сцены, где репетируют профессиональные артисты, они впитывают атмосферу театра и каждый день становятся свидетелями чего-то необычного.

Когда я поджидала вас в балетном классе, мне показалось вдруг, что передо мной проходят архивные видеокадры – будто юный Вадим Писарев разминается у станка. Ваш сын очень похож на вас. Только внешне?

— Да нет, не только. Взять хотя бы его отношение к балету. Ведь поначалу он и слышать об этом не хотел. Только борьба и всякие мальчишьи виды спорта. Но я же видел, что он способный парень, что у него получится. Сначала немножко настоял, а потом, когда в балете начались сложные трюки, где требовалась ловкость, смелость, он и сам загорелся балетом. Андрей может стать хорошим танцовщиком. Главное теперь, чтобы хватило силы воли. А без воли в нашем деле ничего не добьешься. Кстати, поблажек ему никаких. В работе Писарев — старший и Писарев-младший – это учитель и ученик. Только так. И как учитель могу сказать: из него будет толк. Уже есть. Андрей получил приглашение на международный конкурс в Москву, один из самых престижных конкурсов в мире. Это уже 10-ый конкурс, а я участвовал в 5-ом, двадцать лет назад, представляете? Андрею доверено держать украинский флаг. У него будут очень сильные соперники. И подготовка идет очень серьезная. На его счету уже гран-при на конкурсе в Нью-Йорке, серебряная медаль в Лазанне. Недавно он станцевал ведущую партию в балете «Щелкунчик». В общем, он достойный солист нашей труппы.

А что это за чувство – смотреть из-за кулис, как танцует сын?

— Я очень требовательный как отец и как педагог. Требовательный к себе и к своему сыну. Сегодня молодежь такая… свободная. Наше же искусство требует огромной дисциплины, просто огромной. А жизнь вокруг бурлит, и он то и дело отвлекается – сверстники, интернет, SMS-ки. Наша работа не позволяет расслабляться.

Я знаю, что, когда вы танцуете в паре с народной артисткой Украины Инной Дорофеевой , вашей женой и неизменной партнершей по сцене, за вами из-за кулис наблюдает самый главный зритель – пятилетняя Александра Писарева. Ей неведомы пока законы жанра, но, несмотря на юный свой возраст, она, мне кажется, решительно требует блюсти главный для нее закон: мама с папой должны быть рядом. (Улыбается). Да у вас глаза засветились! Ту уж не ошибешься: эта девочка занимает главное место в вашей жизни…

— Знаете, благодаря ей, я по-настоящему ощутил отцовство. К Андрею были другие чувства – ответственность, любопытство: как пошел, когда заговорил. А Саша… Она заполнила весь мир вокруг, и я на все, абсолютно на все смотрю теперь ее глазами. И если я делаю что-то для того, чтобы мир этот усовершенствовать, это ради нее. Мы всегда берем ее с собой во все поездки и гастроли. Чего бы нам это ни стоило. Ей еще и года не было, а она уже 4 раза через океан перелетала. Сашка и в работе нам очень помогает, честное слово! Она помогает выразить какие-то чувства на сцене, когда хочется поделиться счастьем с целым залом. Однажды я был настолько переполнен чувствами, что на поклон вышел вместе с ней. Я вынес ее на сцену, и зал взорвался аплодисментами. Это было в Америке.

Правда, что Саша – гражданка США?

— Да, она родилась в Америке. Трудно, конечно, поверить, что мы ничего специально не рассчитывали. Я был занят в спектакле «Дон Кихот», а Инна не хотела в Донецке оставаться одна. В это время Саша как раз и появилась на свет. Вы знаете, она, хоть и маленькая, но уже сегодня очевидно, что растет человеком искусства. Рисует, вышивает, неравнодушна к музыке, любит танцевать. Мы стараемся все ее таланты поддерживать. Очень важно, как к способностям ребенка относятся в семье.

Вы хотите видеть ее в будущем на профессиональной балетной сцене?

— Не знаю. Жизнь балерины еще тяжелее, чем жизнь танцовщика. Эта фанатичная преданность, это бесконечное «нельзя», а потом пенсия в самом расцвете сил. В балете нужно обладать огромным здоровьем. Сегодня у артиста балета невероятная нагрузка. В Европе, в Америке в балете уходят со сцены в 32 года. 30-летняя американка Дженифер Гелфанд, к примеру, в перерывах между репетициями, подрабатывала агентом в солидной риэлтерской компании, чтобы в руках была еще одна профессия. А для Мариеса Лиепы расставание со сценой оказалось настолько болезненным, что не выдержало сердце. Он умер совсем молодым.

В балете не так уж много громких имен. Тем больше вероятность ревности друг к другу самых достойных, даже если сохраняется видимость нормальных человеческих отношений.

— Ревность – понятное, объяснимое чувство. «Я хочу быть самым-самым, а ты, оказывается, танцуешь не хуже, а лучше меня. Ничего, я перепрыгну, я докажу». Ревность – это стимул. А вот зависть… Зависть – это качество, к профессии отношение не имеющее. Это свойство души, которое делает человека несчастным — кем бы он ни был: артистом, политиком, бухгалтером. Завистливые люди, к сожалению, встречаются не редко. Но они сами разрушают себя изнутри. Я, к счастью, завистью не страдаю и стараюсь не думать о тех, кто завидует мне. Наш труд настолько тяжелый, что завидовать друг другу не в чем. И каждый артист, который занят этим изнурительным трудом с 6 лет, понимает: не уважать этот труд — большое невежество.

Известная украинская балерина Татьяна Таякина сказала как-то, что не смогла бы танцевать с партнером, который любуется своей тенью на «заднике» сцены. Но как же артисту балета без самолюбования?

— Она имела в виду, наверное, тот случай, когда артист не роль доносит до зрителя, а с удовольствием демонстрирует себя на сцене, и его глаза украдкой следят лишь за собственным отражением. Партнеры должны чувствовать друг друга, растворяться в музыке. Такие пары, как Валерий Ковтун — Татьяна Таякина, Владимир Васильев — Екатерина Максимова, Сергей Лукин — Людмила Сморгачева…

Вадим Писарев — Инна Дорофеева…

— … эти пары ж или на сцене в унисон. Это тот случай, когда партнеры чувствуют друг друга пальчиками.

 

Вы считаете балет эротичным искусством?

— Да. В хорошем смысле – да. Что может быть эротичнее и гармоничнее красоты человеческого тела, которое, сливается с прекрасной музыкой?.

Артистам балета приписывают еще одну особенность… Ее принято тщательно скрывать, как впрочем, и все остальное, что называется личной жизнью. Я имею в виду гомосексуальность. Помните громкий «кассетный» скандал, связанный с именем знаменитого Валерия Ковтуна? Так ли распространено это явления в балетных кругах, как часто пишут о нем журналисты?

— Валерий Ковтун – одна из самых ярких личностей в балете. И в то, что он имеет непосредственное отношение к этому скандалу, я поверить не могу. Я уважаю этого человека и дорожу памятью о нем. Он очень порядочный и талантливый человек. Скорее, это была борьба за кресло главного балетмейстера Киевского театра оперы и балета.

Вы не отвергаете возможность общения с коллегами нетрадиционной сексуальной ориентации?

— Нет, конечно, нет. У меня даже есть друзья среди них. Это зачастую и прекрасные артисты, они умеют чувствовать особенно возвышенно. Я работал в одной зарубежной труппе, где только пятеро артистов были нормальными мужчинами, кстати, все они наши соотечественники. Остальные – гомосексуалисты. Знаете, какие страсти кипят между ними? Огромная любовь на всю жизнь, ревность невероятная.

Понимаете, артисты балета фактически всю жизнь проводят в балетном зале, в обществе своих партнеров по сцене, на другую жизнь у них часто просто не остается времени. Я не осуждаю их. Но и не понимаю тоже. Это просто трагедия – расставание со сценой, старость, одиночество – ведь у них не бывает семьи. Я за то, чтобы человечество развивалось нормально, чтобы от союзов любящих людей рождались дети. В последнее время к гомосексуализму общество начинает относиться все лояльнее. Но ведь это грех, один из самых страшных грехов, и кара божья за эти грехи — СПИД. Мне кажется, мир сейчас вообще запутался – как жить? Меня пугает это все, пугает безразличие и отстраненность. Пугает борьба за власть. То, что из-за денег люди теряют головы. Это все такая суета… Вот спектакль «Жизель», который дает пример покаяния, жил 200 лет и еще столько же будет поражать зрителей.

— Опустимся на землю. Вам, конечно, довелось бывать в других странах, получать самые яркие впечатления и ужинать, наверное, в самых фешенебельных ресторанах. Но, говорят, вы любите обычное украинское сало…

— …да, с черным хлебом.

А что, как правило, на ужин у Писаревых? Ведь диета, которой увлекаются сегодня все, но не долго – дескать, побалуюсь сегодня, поиграю, а завтра наемся жареной картошки от души – для артиста балета, наверное, извечный закон. Не устаете от постоянного «нельзя»?

— В «ежовые рукавицы» танцовщикам приходится брать себя с детства. Так что это вошло уже в привычку. Но застолья мы любим, любим гостей. Инна с удовольствием готовит (правда, сама почти не ест), кухня для нее – разновидность искусства. И еще мы заядлые грибники – сушеные грибы дома не переводятся.

Вы могли бы выбрать для жизни любую страну мира. Вам не надоел Донецк?

— Нет, нет, наоборот, всегда с удовольствием возвращаемся. Бывает, конечно, если долго засидишься на месте, тянет уже куда-то поехать. Но через месяц — обязательно домой. А вообще у нас всегда два чемодана в полусобранном состоянии: утюги, кипятильники, как и у каждого артиста. А мы ведь еще семьей разъезжаем, значит, нужно брать с собой все, что необходимо для обустроенной семейной жизни.

Я люблю уют. Очень люблю свой дом, о котором давно мечтал: цветущий сад, кресло-качалка, дымящаяся сигара. Курить-то я, конечно, не курю, но картинка красивая. А главное, чтобы все родные были рядом.

Да вы романтик! А вам необходимо одиночество – хоть иногда?

— Нет, одиночества я боюсь, даже спокойного, безмятежного, недолгого.

Вадим Писарев – имя известное не только на весь мир, но и гордость маленького в мировом масштабе Донецка. А гордиться можно по-разному. Можно помнить о том, что каждый день через проходную театра идет такой человек и с трепетом поджидать его, чтобы только увидеть! А можно, к примеру, приглашать (как раньше космонавтов) на всевозможные светские тусовки, чтобы потом сказать: я с самим Писаревым за столом сидел. Часто ли вам приходится оказываться в роли свадебного генерала? В Донецке знаменитостей не много, хватает ли вас на всех?

— Да, приглашают очень часто. И мне это нравится. Театральная жизнь, по большому счету, замкнута. А я люблю людей, мне необходимо общение. Каждый человек – это целый мир.

А что, политические события отразились как-то на Донецком театре оперы и балета ?

— Мне кажется, всем в Донецке стало сложнее работать. Сказать, что новая власть вмешивается в жизнь театра, я не могу. Но в атмосфере чувствуется какое-то давление, что ли. Председатель донецкого областного совета Борис Колесников всегда помогал мне в организации фестиваля «Звезды мирового балета», а сегодня он сидит в Киеве в СИЗО… Как это понять? Ведь его народ избирал. Я стараюсь в политику не лезть, но невольно приходится занимать какую-то позицию, следить за событиями , смотреть новости. Все это не может проходить бесследно.

Какие имена в балете для вас особенно значимы?

— Владимир Васильев, Мариес Лиепа, Леонид Лавровский, Юрий Владимиров. Я равнялся на этих людей. Из зарубежных танцовщиков – Михаил Барышников. Я сторонник русской школы в балете.

Вы самая близкая к Киеву звезда мирового балета – территориально. Вас часто приглашают на киевскую сцену?

— Хотелось, чтобы чаще. Получается почему-то чем ближе, тем дальше. Мы чаще выступаем за границей, нежели в столице.

Сегодня слово Донецк повторяется в новостях чаще других. Кто-то прислушивается к этому с любопытством, кто-то со злорадством – дескать, так им бандитам и надо. Речь не о чьей-то частной репутации, а о репутации целого края. Что вы лично могли бы противопоставить этому?

-Я был в Киеве. Встречался с директором Софийского собора, с режиссером Сергеем Осипчуком, с другими представителями искусства. И вот сегодня мы все вместе объединились, чтобы создать серию летних духовных вечеров на площади перед собором Софии Киевской. Мы будем открывать этот фестиваль. Сегодня люди культуры не обращают внимания на то, что я бело-голубой, а я не замечаю, что кто-то «оранжевый». Мы все украинцы. Это не высокие слова.

Вас не обижает, что балет понимают далеко не все? Искренне хотят понять, но не получается.

— Обижает. Но я понимаю, что живу в эпоху перемен… Ну, допустим, спрячу я в шкаф пуанты, то же самое сделают мои коллеги, и пойдем кто куда – торговать, заседать, учиться из воздуха деньги делать. А потом через пару десятков лет придет с Запада к нам мода на балет снова. Запестрят театральные афиши иностранными именами, пририсуют к ценам на билеты еще несколько «нулей», начнут остывшее к тому времени, заброшенное здание Донецкого театра оперы и балета срочно приводить в порядок… Нет, как представлю, становится не по себе. Любое дело нужно поддерживать, как огонь.

И все-таки понимать балет можно научиться или научить?

— Его не нужно учиться понимать. Нужно только настроиться на праздник. Приподняться над суетой, надеть лучший костюм, сесть в зале, забыв о проблемах, как забывают, когда погружаются в интересную книгу, и посмотреть спектакль. Один раз, второй. Чтоб захотелось вдруг узнать: а кто композитор, что в либретто, чьи декорации? Балет ведь прежде всего — зрелище. Прекрасное зрелище. История, разыгранная с помощью языка пластики и танца. И вы ее проживаете вместе со всем залом, примеряете на себя и забываете, что вы в театре. А с интересом придет и понимание. Вы знаете, как много сегодня в зрительном зале молодых лиц?

Дань моде, может быть?

— Не думаю. Наверное, им просто надоело сидеть у «ящика». Появилась потребность в прекрасном. Это, если хотите, новый виток в истории, когда молодежь снова интересуется искусством. И что бы ни происходило за стенами театра, какие бы политические лозунги ни были в моде, наша задача наша остается прежней, как и 20 лет назад, когда я начинал работать в театре: сохранить классику. Не только потому, что это очень важно для самого балета, но и потому, что человечеству это просто необходимо – классика, чистота, гармония.

Татьяна Стеклова. По материалам  ХайВей

Мы в соцсетях
Видеоканал
Поделиться
rss